Алина Борисова - По ту сторону Бездны[СИ]
Молчит. Долго. Словно чтобы убедиться, что я выговорилась. Или чтобы найти для меня правильный ответ.
— А я так надеялся, что ты переросла, наконец, свои детские глупости, — вздыхает он наконец, отказавшись, видно, от мысли искать для меня аргументы. — И вновь ты заставляешь меня дать тебе обещание, исполнение которого все и разрушит. Я не буду настаивать, Лара. И не буду заставлять. Но предлагать — буду всегда. И надеяться, что ты согласишься, — он печально улыбнулся, поймал мою руку, поднес к губам. Медленно поцеловал запястье, провел языком, оставляя влажный след. Мое сердце забилось быстрее, с каким–то сладким ужасом ожидая прикосновения его острых, как иглы зубов. За запястье он меня уже кусал, вчера… ах, нет, кусал не он, Лоу, в то время, как я его…ему… а Анхен меня при этом… Воспоминания обо всем, что этот укус сопровождало, обдавали мучительным жаром, заставляя стыдиться… или хотеть … И вновь стыдиться своих желаний. Нет, я не вампирша, я так не смогу, я не хочу больше — так.
— Нам долго еще лететь? — отнимаю руку и пытаюсь сменить тему.
— Да, моя хорошая. Но надеюсь, до вечера успеем.
— А… куда?
— Туда, где я хочу любоваться с тобой закатом, а потом и рассветом. Просто поверь, тебе там понравится, точно.
Он знает. Он все про меня знает. Что мне понравится. Что не понравится. Что обязательно должно понравиться, надо только правильно меня подготовить… А ведь он — готовил. Вспоминаю Пахомовку, наш с ним первый интим, еще не до конца, без укуса. Но ведь даже тогда, в самый первый наш раз он уже интересовался моей попой, имитируя пальцами то самое «двойное проникновение»! Да и потом, уже здесь, сейчас. Да, в первый раз он лишил меня невинности «классически», но уже во второй… «Есть несколько мест, где девушка бывает невинна…» Я думала — просто нравится ему так, чего не бывает. А он значит… «Я бы тебя подготовил», говорил некогда один куратор непутевой своей секретарше. Ну вот, дорвался и приступил. Как водится, не предупреждая и не спрашивая. И только теперь, когда он меня уже через это провел, выясняется, что свою «возлюбленную» он мыслит и как партнершу по групповому сексу. Эксперимент удался, так чего теряться?
Ослабляю ремни, ставлю пятки на сиденье, обнимаю коленки. На душе тоскливо, хочется выть. Я не хотела этого. Так — не хотела.
Он протягивает руку и нежно проводит по моим волосам. Отросшим вчера до вполне достойной вампирской длины. Хоть к парикмахеру иди, стрижку делай. Вот только зачем, если и дальше будут расти? Рывками. Зримо свидетельствуя о богатстве моей личной жизни.
— Ты совсем измучила себя, Лар. Перестань. Оно того не стоит. Не бывает абсолютной морали и самой праведной правды, я много раз тебе говорил. Их выдумывают. В каждом обществе — свои. Причем далеко не всегда это делают самые лучшие представители этого общества, но в абсолютном большинстве случаев — из корыстных побуждений.
— Их выдумывают, чтобы сделать нас лучше!
— Чушь, милая, поверь моему опыту. Я видел столько обществ, и столько самых разных моральных установок. Их выдумывают, чтобы обеспечить обществу наилучшие шансы выжить. Меняются условия выживания — меняется и мораль. Так было всегда, у всех. И то, что приемлемо для целого сообщества, не может быть неприемлемым для одной маленькой девочки!
— Да перестань ты уже меня путать! Мне плевать на мораль, на общества и кто там чего выдумывает! Есть вещи, которые лично мне не приятны. И делать их я не хочу. А чья мораль куда изменилась и как на это смотрит… да обсуди ты это с друзьями за чашечкой… крови. Не моей, желательно.
— Ну, то, что тебе плевать на мораль, факт общеизвестный, — усмехается Анхен. — Тебя за это, помнится, из университета выгонять пытались. Причем, только на первом курсе — трижды.
— Зато на втором у тебя с первой попытки получилось от меня избавиться!
— Да? И что ж я тогда делаю здесь, с тобой? Все, Лара, хватит. Ты устала. У тебя и слабость–то еще не прошла, а ты себя еще и мыслями глупыми изводишь. Перебирайся назад, приляг. Лететь еще долго.
Качаю головой. Останусь. Нет, я не боялась его багажника. Ну, почти не боялась. Я очень надеялась, что не боюсь. Но проверять пока не спешила. Потом. Все равно придется там спать, Анхен предупредил, что далеко не каждую ночь доведется провести в доме, и теплые одеяла, и мягкие подушки в запасе имелись. И я согласилась, решив для себя, что от всяких страхов надо избавляться. Тем более, в машине мы были одни. За нами просто летела еще одна. И все те, кому предстояло стать моему спутнику ужином, летели там, вместе с парой слуг, обязанных этим ужином его в должный момент обеспечить. Да и вообще сделать наше путешествие максимально комфортным.
О второй машине я старалась не думать, тем более, что они все время держались сзади. Он вампир, и надо как–то с этим согласиться. Хотя, подозреваю, что закрывать глаза на его взаимоотношения с рабами в большом доме было гораздо легче, чем будет в поездке. Надо как–то… что? Научиться смотреть, как он их убивает? Или не убивает? Ведь можно же как–то не до смерти? Ну, с людьми же можно, почему бы не с ними? Может, он убивает не всех? Или вообще никого? Или только во время приступов безумия? Спрашивать не стала. Потому как знать — если уж честно — не хотела. Эта сторона его жизни была слишком уж чудовищной, и я пока была не готова ее принять. Пока? То есть я подозреваю, что однажды буду готова? Что приму и это? Сначала соглашусь спать с его друзьями, потом смотреть, как он убивает рабов…
Даже картинка представилась: он сидит, небрежно откинувшись, на самом краю своей бесконечной постели, пригнув к себе шею безучастного лысого создания, я — на коленях между его ног, ласкаю его… как когда–то Алла. А потом он в истоме падает спиной на покрывало, а рядом со мной падает бездыханный труп, и он просит: «Лар, скинь его в люк. Ну, ногой чуть–чуть подтолкни, тебе ж ближе»… Вот это меня однажды и ждет? Все движется туда, разве нет?
Человеческая психика гибкая, говорил он когда–то. Насколько гибкая? И если я приму их мораль, то останусь ли я по сути своей человеком? Я хотела выжить, даже среди них, но если выживать любой ценой, то кто в итоге окажется выжившим? Буду ли это все еще я? А если нет, то стоило ли тогда мучительно предавать собственную суть?
Вампиры… нет, эльвины когда–то уже решали этот вопрос. И каждый решил для себя сам. Анхен решил когда–то, что сама возможность жить стоит любого предательства. А вот муж Сериэнты не смог преступить эту грань. И кто выиграл? Тот, кто остался в памяти близких благородным эльвином? Или тот, кто все еще живет — созидает, разрушает, творит, губит… влюбляется вот, и наслаждается этой любовью, и болезненно переживает неудачи… Свой ответ я была не готова дать прямо сейчас. Прямо сейчас умирать совсем–совсем не хотелось. Впрочем, муж Сэнты ведь тоже ушел не сразу. Он пытался, много–много лет… Не так уж, видимо прост этот выбор…
